Только по официальным данным, в 2022 году из России уехали не менее 100 тыс. человек. Среди них немалая доля IТ-специалистов, а также представителей ряда других «интеллектуальных» профессий. Преимущественно это люди призывного возраста. В то же время многие молодые ученые, имеющие возможность жить и работать за рубежом, решили остаться в стране, посчитав, что именно в России у них будут широкие возможности и перспективы в области их научной работы. «МК» решил расспросить молодых специалистов, почему они остались в родном государстве, что конкретно их удерживает от непростого решения изменить судьбу кардинально и что бы они хотели увидеть в будущем — своем и своей страны — с профессиональной точки зрения.

Виктор Соколов, 33 года, технический директор компании «Симургфарм», научный сотрудник Научно-технического университета «Сириус».

12 лет опыта работы в области разработки лекарственных средств. Готовится к защите кандидатской диссертации по физико-математическим наукам.

— И мысли об отъезде, и предложения от зарубежных компаний были: в начале карьеры было больше мыслей, а потом стало больше предложений от разных партнеров. На ранних этапах профессиональной деятельности имело место определенное романтическое представление о действительности, о калаче, который в чужих руках всегда слаще. Плюс некое смутное понимание жизненных целей и дальнейших путей развития. Но потом я здесь встретил таких людей, с которыми захотелось остаться.

Сразу оговорюсь: при рассмотрении вопроса о релокации все аргументы «за» и «против» чрезвычайно индивидуальны, все они зависят от области науки, от личных предпочтений и целей и так далее. Для меня на первом месте всегда стоят люди — единомышленники, с которыми можно вместе стремиться к собственным целям. В этом смысле наука во многом схожа с искусством: это некая внутренняя потребность в определенном самовыражении и познании мира. И когда ты встречаешь людей со схожими потребностями, схожей системой ценностей, это очень сильно мотивирует, и тебе просто не хочется уходить из этого коллектива. Конечно, этот фактор должен сочетаться с удовлетворением базовых потребностей — нужны адекватные зарплаты, условия труда. К счастью, все это здесь у меня есть.

Из технических инструментов нам нужны только вычислительные системы — ну, их-то у нас в избытке. Так что для меня возможность самореализации как ученого присутствует в полном объеме: именно в России я могу стать в каком-то смысле первопроходцем. Безусловно, быть первопроходцем обычно сложнее — намного сложнее, чем когда есть некие рельсы, по которым можно благополучно двигаться. Но при этом перед вами открываются огромные возможности. Тут надо понимать, что если вы за рубежом попадаете на работу в глобальную фармкомпанию, то свобода вашей научной деятельности, скорее всего, будет существенно ограничена.

Моя деятельность связана с разработкой лекарств — мы ищем способы сделать их быстрее и дешевле. Известно, что без практики теория мертва, а практика без теории слепа. И возможность реализации каких-то идей на практике — очень ценная вещь. Тем более что у нас много специалистов с отличным образованием: есть что делать и кому делать. Главное — не бояться ответственности и сложностей, искать людей, вместе с которыми можете идти к общей цели. У нас для этого есть все.

Артем Демиденко, 43 года. Работает в компании «Система-Биотех».

Специалист по биохимии, очистке и анализу белков. В течение полутора лет работал в университетах Рутгерс и Тэмпл в США, вел исследования в области фундаментальной науки. Имеет опыт работы в международной компании по специальности application specialist — специалист по использованию биотехнологического оборудования. Общий опыт работы в сфере науки и биотехнологии более 20 лет.

— Причин, по которым принял решение вернуться в Россию, было несколько, в том числе бытовые. Сначала я приехал в США в одиночку, снимал там недорогое жилье и жил достаточно скромно. Но когда встал вопрос о переезде вместе с семьей, то деньги, которые здесь, в России, кажутся существенными, после вычета налогов, аренды и прочих расходов оказываются не заработком, а балансом между нулем и минусом. И к тому времени уже очень хотелось домой, к родным и друзьям, и на семейном совете было принято решение возвращаться. Хотя, безусловно, опыт работы за границей с профессиональной точки зрения для меня был в значительной степени позитивным и интересным. После возвращения я получал предложения о релокации в Испанию, США и Китай, но решил остаться в России.

С точки зрения научного процесса с самого начала было понятно, что в России выше уровень образования специалистов. У многих европейских и американских ученых утрачено глубокое понимание технологических процессов, в частности, в той области, которая на научном жаргоне называется «мокрой наукой», требующей постановки сложных экспериментов. В большинстве случаев формируется привычка работать исключительно по инструкции с наборами реактивов — не вдумываясь, смешать содержимое одной баночки с другой, нанести смесь на экспериментальное поле и ждать результата. Алгоритм есть, а понимания природы процессов и реакций обычно нет. И когда у европейского или американского ученого заканчивается раствор в баночке или что-то идет не так, как описано в инструкции, он не знает, что делать дальше. У наших специалистов есть так называемый «кулибинский» подход и знание деталей, что позволяет выходить из сложных ситуаций. Если что-то закончилось, можем сами намешать этих субстанций из простых компонентов, сломалось — починим, не дожидаясь приезда инженера или покупки нового оборудования. Мы привыкли часто бывать за пределами «зоны комфорта», поэтому российские ученые так ценятся за рубежом.

Несколько лет назад в работе за границей был один существенный плюс по сравнению с исследованиями в России: это доведенная почти до совершенства логистика, позволяющая заказать реагенты под свой эксперимент и уже через несколько дней получить их и приступить к работе. Доставка материалов из США в Европу или из Европы в США проходит легко и быстро. У нас в то время это было серьезной проблемой, но сейчас наши поставщики как расходников и реагентов, так и различных сервисов уже сократили сроки поставок до сопоставимых с западными стандартами, открываются новые азиатские и ближневосточные рынки, выстраиваются новые логистические схемы, появляются новые поставщики, растет конкуренция.

Другое дело, что в связи с резким закрытием привычных каналов поставок у нас пока далеко не все пробелы устранены, так как все-таки мы были очень сильно завязаны на зарубежные реагенты. Но если пессимист в чем-то видит проблему, то оптимист — возможность. И это как раз тот плюс, который тоже делает работу в России интересной: шанс закрыть ниши, которые открылись после ухода западных партнеров. Сейчас, уверен, многие компании соберут достаточно сильные команды, владеющие технологиями и умеющие убедить инвесторов в их перспективности, и у нас очень быстро появится много своих новых сервисов и разработок. Любой кризис — это испытание на прочность и стимул к дальнейшему развитию. В результате все пойдет в плюс нашей науке и биотехнологии.

Мария Кристина Леон, 32 года. Работает в компании M&S Decisions.

Специальность: математическое моделирование в биомедицине. В 2009 году приехала в Россию из Эквадора, училась в РУДН, окончила две магистратуры — по математике и информатике. Поступила в аспирантуру, в декабре 2022 года получила степень кандидата физико-математических наук.

— Варианты переезда за рубеж мы с мужем рассматривали — он программист, и ему поступали конкретные предложения о релокации. Обсуждались несколько стран: Испания (я носитель испанского языка), Казахстан, Индия или Бразилия (из этих государств были приглашения мужу), а также Германия, где у нас есть знакомые. В нашей компании есть возможность работать удаленно, и отъезд из России не помешал бы мне продолжать мою работу. Не играл роли и финансовый вопрос: нам ничего не мешало просто купить билет и ехать. А за границей, наверное, мы сумели бы нормально зарабатывать. В каких-то местах могло быть и лучше (но неизвестно когда), в других было бы труднее. В общем, финансы не играли определяющей роли. И в любом случае мы решили, что этот вариант нам не подходит.

Глава Минцифры Шадаев критически высказался по запрету заграничной удаленки для айтишников

Во-первых, не хотелось принимать подобное решение на горячую голову: «О боже! Я не знаю что делать, но надо срочно отсюда бежать!» Нет, такой вариант точно не по мне. Кому-то может показаться, что за границей лучше, но мне понятно, что, прежде чем куда-то срываться, об этом нужно подумать спокойно, взвесить все «за» и «против». Поездка за рубеж хороша для отпуска, чтобы развлечься, отдохнуть и… вернуться.

Во-вторых, одно дело, что нам кажется, а другое — факты. А они как раз указывали на то, что не стоит все бросать и уезжать куда-то. Помимо всего прочего (это соображение было не главным, но тоже имело место), я готовилась к защите кандидатской диссертации. В крайнем случае, наверное, и это можно было сделать удаленно: формально учебу я уже закончила, а собрать документы мог мой брат, который тоже живет в Москве. Мне оставалось бы только вернуться для очной защиты. Но я посчитала, что такой путь мне не подходит.

Самое главное соображение, которое определило мое решение остаться в России, заключается в том, что мне лично — в той области, в которой я работаю, — тут лучше. Именно в России специалисты по моделированию очень высокого уровня, здесь можно приобрести все знания, которые пригодятся в будущем, тут реально можно развиваться и расти. Да, найти компанию, которая дает такой опыт, трудно и даже не всегда удается. Но мне повезло: я уже знакома с людьми, у которых можно поучиться, которые обладают знаниями международного уровня, и мне приятно с ними работать.

— Все стимулы делятся на материальные и нематериальные. А ответственность за применение и тех, и других методов мотивации несет не столько государство, сколько непосредственно работодатели. Если говорить о финансовой составляющей — понятно, что в разных странах свой уровень жизни и система налогообложения, зарплаты везде разные. Но за конкурентную работу специалисту нужно предлагать конкурентную заработную плату. Какой бы интерес у научного сотрудника к его работе ни был, ему надо кормить семью. Ключевой момент — у нас по-прежнему нет глобального понимания, что науку делают люди. Можно купить отличные приборы за безумные деньги, но они будут пылиться без грамотных специалистов. Для развития науки надо учиться инвестировать в людей, как минимум создавать ставки c конкурентными окладами и условиями труда. А если проблема решается как во многих наших научных организациях — мизерные оклады на временных трудовых договорах, — никто не будет стремиться на таких условиях работать.

К вопросу финансирования нельзя подходить механически, наука — это такая область, где все индивидуально, зависит от уровня экспертизы и конкретной сферы деятельности. Но складывается ощущение, что наши научные ставки и оклады формируются без единой системы. Так, входной уровень зарплат по специальности программист или аналитик данных (это аналог младшего научного сотрудника) в IT-компании составляет 200 тыс. руб. Но оклад младшего научного сотрудника в академическом институте редко где превышает 20–30 тысяч рублей… Как в такой ситуации конкурировать?

У нас эффективно работают отдельные грантовые программы, существуют адекватные потоки финансирования. Сложность в том, что на местах это зачастую упирается в проблему «среднего менеджмента», когда руководство проектами осуществляется людьми без понимания реалий современного научного мира. В связи с этим еще одна задача государства — специальная подготовка руководящих кадров для науки. Есть же «Школа губернаторов» — почему бы не создать «Школу научных директоров»?

Есть и нематериальные стимулы. Наука — это творческий процесс, который способны осуществить только лучшие и самые сильные специалисты, и привлечь таких людей можно только интересными современными задачами. Если в мире уже совершен какой-то прорыв, открытие, то вы должны быть наравне с этими прорывами, а не загружать своих сотрудников задачами, потерявшими свою актуальность 30 лет назад. У нас в стране есть масса возможностей для конкурентных научных разработок, самый свежий и всем известный пример такой положительной истории — «Спутник V». Вакцина, которая оказалась весьма конкурентна с самыми передовыми разработками. Необходимо бережно изучать опыт подобных успешных историй.

И еще один важный момент: любая организация, тем более научная, где очень сильная творческая составляющая, — живая. У любого живого организма есть периоды роста, зрелости, старения и смерти. И если ваша организация находится на последних этапах существования, это будет автоматом отпугивать любых талантливых, тем более молодых людей, которые по определению находятся в зоне роста. Считается, что пик инновационной продуктивности человек проходит в возрасте 35–45 лет. Нет, никто не говорит, что человек в 60 лет не может быть полезен в научной деятельности — это люди с колоссальной экспертизой, колоссальным опытом. Они, естественно, должны быть в команде. Но их роль должна меняться — переходить из роли руководителя, менеджера на роль учителей, менторов, рецензентов, которые именно поддерживают высокую научную культуру и преемственность. Только поддерживая здоровую культуру отношений, можно ожидать, что ваша организация будет научно продуктивной.